Главная | Регистрация | Вход Приветствую Вас Гость | RSS
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Форум » Размышления » Театральные события » Юрий Стоянов: ("Я товстоноговский артист, хотя он об этом так и не узнал ")
Юрий Стоянов:
Валентина_КочероваДата: Суббота, 30.03.2013, 20:07 | Сообщение # 1
Генерал-майор
Группа: Администраторы
Сообщений: 291
Репутация: 0
Статус: Offline
У Юрия Стоянова с театром особые отношения: будучи артистом второго плана, он покинул в 1995 году БДТ, поскольку за восемнадцать лет работы получал крупные роли лишь в том случае, если требовался срочный ввод в спектакль. Недавно он вернулся на драматическую сцену (играет в МХТ), однако и здесь у него сложились «особые отношения».



–Юрий Николаевич, второй сезон вы играете в репертуарном театре. Получается, что ваша успешная жизнь без театра немыслима?

–Черчилль говорил, что русские долго запрягают, но быстро скачут. Я тоже всегда очень долго запрягаю, не предпринимаю ничего, но жду, когда все сойдется так, что мне достаточно будет приоткрыть дверь и войти в нее. Я не прикладываю усилий, чтобы это произошло. Бывает, жизнь так складывается, что нельзя поступить иначе. И когда Игорь Золотовицкий предложил мне сыграть Кочкарева, я понял, что удачно сошлись все обстоятельства. Вообще надо сделать оговорку: с моей стороны не совсем корректно говорить о театре. Объясню почему. Потому что я буду говорить о нем в то время, когда есть множество людей, для которых театр– это их жизнь. О театре должны говорить артисты «Мастерской Фоменко», артисты Райкина, МХТ имени Чехова и многих других замечательных коллективов– люди, которые день и ночь думают о сцене, о своем месте в труппе, о своих перспективах, потому что это их жизнь. Вот все те, кто, говоря словами Нины Заречной, несут свой крест и веруют.

–А у вас разве не так?

–Тут очень сложная ситуация: что такое театр для меня? Это что, игрушка такая, в которую я решил поиграть? Или я пришел в театр, потому что смог себе позволить? Вовсе нет. Конечно, я преклоняюсь перед теми людьми, для которых театр – целая жизнь, но это не мой случай. В свое время я очень много отдал театру. И тоже ничего не видел, кроме сцены. А потом понял, что фразу Шекспира «весь мир– театр, а люди в нем– актеры» нельзя понимать слишком буквально. Ведь Вселенная не ограничена географическим адресом твоего театра.

– Но есть другая популярная фраза «театр-дом» или «театр-кафедра», которая характерна для русского репертуарного театра.

– Характерна, но не характерна для меня. Я видел, как театр-дом превращается в театр-клетку. В театре можно быть единомышленниками, но тотального единомыслия, насаждаемого сверху, очень боюсь. Ненавижу групповщины, так называемой командности – я большой индивидуалист. Но это говорит человек, который в лучшем в то время театре (я подчеркиваю – «в то время») отслужил 18 лет. И был таким же артистом, как все. И жизнь у меня ограничивалась стенами театра. И распределение ролей было главным событием года. Здесь я ничего нового не скажу. Поэтому программа «Городок» была придумана именно из-за того, что ничего не было реализовано в театре. Это как котел, в котором пар не выходит наружу. Машина работает, чтобы вырабатывать пар, а пар ничего не движет. Драматический спектакль интересен своей неповторимостью. Сегодня мы выходим на сцену. И этот миг не похож больше ни на какой другой. Сиюминутная реакция зрителя и то, что происходит во время спектакля с партнерами, с тобой, со зрительным залом, – необходимо нормальному артисту, как средство гигиены, простите за грубое сравнение. Это необходимо как мыло и душ. И ты понимаешь, что все обстоятельства удачно сходятся: и возможность этот душ принять, и необходимость есть. Но если бы была только необходимость, но не было возможности, я бы во мхатовский «эксперимент» не пошел. И еще одна очень важная деталь. Когда тебе за пятьдесят и на тебе много всяких ответственностей, то когда идешь сниматься в кино или что-то попробовать в театре, не всегда важно название театра и имя режиссера…

–А важна компания…

–Да, очень важно, с кем и как ты проведешь кусок жизни, который больше никогда не повторится. И этот выбор играет колоссальную роль. Я с уважением отношусь к людям, которые реализуют себя в антрепризах, но мне больше по душе репертуарный театр. Эту страну я объездил слева направо, по всем векторам, диагоналям, сверху вниз, вдоль и поперек, поэтому гастролями сыт по горло. Еще репертуарный театр мне нужен потому, что я вырос в его стенах. Все говорят, что сейчас мы переживаем смерть репертуарного театра и самый трагический его период, но тем не менее наличие постоянных стен, постоянного персонала для меня крайне необходимо. И эти условия – они не сиюминутны. У них есть прошлое, настоящее и даже будущее. Потом мне важно, как меня пригласили. Мои отношения с театром можно определить фразой из пьесы Островского: «Денег ты мне не платишь, так хоть уважение окажи». Вот это уважение для меня играет решающую роль.

– Получается, что величина гонорара для вас не важна?

– Не совсем так. В гонораре выражается отношение ко мне.

– Но вы же знаете возможности репертуарных театров.

– Да, но внутри этих возможностей есть некая вилка. И я хочу понять, уважают меня или нет. С какого-то времени деньги – это не только способ выживания или комфорта. Это сфера этикета. Вот как к тебе относятся. Уважают меня в МХТ.  Там есть свои возможности, они понятны.

– Табаков не только сильный худрук, но и замечательный менеджер. А вы как-то почувствовали «особую атмосферу» МХТ?

– Я не знаю, что такое в полной мере атмосфера МХТ. Но знаю, что такое атмосфера той компании, которую собрал на конкретный спектакль из артистов МХТ и «Табакерки» мой друг Игорь Золотовицкий. Там все продиктовано тем, что для Игоря на первом месте стоит дружба. Очень важна для него компания. А для чего мы собираемся каждый день? В том числе и для того, чтобы потрепаться и друг друга повеселить, хотя, конечно, ты понимаешь, что подспудно у этого веселья есть сверхзадача. Наш смех работает на мельницу спектакля. И наши закулисные отношения неизбежно видны на сцене. Не помню, что говорил о предлагаемых обстоятельствах Станиславский, но с моей точки зрения, сыграть их невозможно. Их нужно иметь. А в «Женитьбе» они продиктованы самой жизнью и закулисной атмосферой. Мне небезразлично, как складываются отношения между коллегами, как на меня смотрят и что обо мне думают. Я люблю, когда меня любят. И слава Богу, что с годами могу позволить себе работать в таких условиях, а не приходить на завод в мечтах о лучших временах и насильно «выдавать результат».

– Вы говорите о сложившейся компании, но это как раз характерно для МХАТа: Станиславский всегда коллекционировал таланты, Табаков тоже следует этой традиции.

– Они их не только коллекционировали, но и создавали. Коллекционировать и воспитывать – не совсем одно и то же. Потому что результатом коллекционирования является музей, а результатом воспитания– живой организм. Очень серьезная штука, что при МХТ есть Школа-студия. У тебя есть возможность раз в году сходить на экзамены к студентам, и ты мысленно отбрасываешь себя туда, во времена своей юности. Представляешь себя на месте ребят и чувствуешь, что теряешь форму: что-то ушло, начал существовать на штампах и так далее. Поэтому наличие рядом Школы-студии делает театр живым. Нехорошее слово, но эти мальчики и девочки являются «подопытными». Потому что они, сами того не замечая, воспитывают тех актеров, которые рядом работают. В прошлом году я был председателем экзаменационной комиссии на курсе у Игоря Золотовицкого. И то количество переживаний, которое через меня прошло за время экзаменов, трудно описать. У меня было ощущение, будто я вместе со студентами все это сыграл. Для артиста это очень отрезвляющая штука. Кстати, я в «Женитьбе» согласился играть еще и потому, что увидел, какой Игорь педагог. Я надеялся, что это будет перенесено в режиссуру. Он-то друг, но я иду к нему в спектакль…

– Сейчас новые времена наступили: новости на телевидении окончательно тонут в негативе, а передачи, напротив, строятся на безудержном, примитивном юморе. «Городок» на этом фоне занимает особую нишу, сатирическую в какой-то мере, поскольку в сюжетах видно ваше отношение к временам и нравам.

– Я не считаю «Городок» сатирической передачей. Это все-таки передача человеческая. Сатира она сиюминутна, как некий отклик на то, что произошло. И если ты через десять лет прочитаешь фельетон, сатирический очерк или посмотришь фрондерский спектакль, то тебе придется слишком глубоко погружаться в контекст – вспоминать, кто руководил страной, что в это время происходило. А «Городок» он другой… Все говорят, какая страна, такое и телевидение. Но у меня здесь парадоксальная точка зрения, я считаю, что какое телевидение, такая и страна. Не могу сказать, будто мы паразитируем на том, что плохо, но в острые моменты жизни страны «Городок» становится более востребованным. Это парадокс. И проходят годы, я с неохотой смотрю старые сюжеты (не люблю к ним возвращаться), но замечаю, что узнаю время по одежде, по тому, над чем думали люди, над чем они смеялись, как они говорили. Начинаю ощущать время. И это мне в миллионы раз ценнее, чем то, что я делаю левой ногой, например пародию на политика. Я вообще пародии не очень люблю. Только когда его персона становится мифологической, поднимается до определенных высот, когда люди начинают сочинять анекдоты – вот тогда я обращаю на это внимание, но при условии, если это по-человечески интересно, если там есть парадокс внутри.

– В «Городке» видно, что вы голодный артист, сквозь ваших персонажей проступают порой наброски к масштабным ролям. К тому же, на театральной сцене вы почти не играли в классических произведениях. Неужели есть чувство недосказанности?

– В какой-то мере вы правы. В моем портфолио действительно совсем мало классики. Но возможно, этот пробел еще удастся заполнить. В ноябре Богдану Ступке исполняется 70 лет. И будет российско-украинский спектакль, который ставит Вадим Дубровицкий, а я сыграю помещика Гаева, правда, с не очень большим количество репетиций.

– Серьезное дело – Чехов…

– Этот подход ко мне не применим. Если роль цепляет, если я слышу в ней знакомые интонации и понимаю, как я, и только я, могу сыграть эту рольку, – бросаюсь как в омут с головой. Но если режиссер предлагает мне великую концепцию, но она мне неинтересна, то я и не буду участвовать. Я преклоняюсь, например, перед талантом Някрошюса, который учился со мной в ГИТИСе на параллельном курсе, считаю его замечательным режиссером, но я не вижу себя внутри его постановок. Я товстоноговский артист, хотя Товстоногов об этом так и не узнал. Но товстоноговская школа, надеюсь, заметна в «Городке». Конечно, для «Городка» мы с Олейниковым многое привнесли. Для меня природа смеха основана фундаментально на Чаплине, на грузинских короткометражках– на чем-то таком, где есть стык смешного и человеческого.

– Иными словами: Чаплин упал – это смешно, но в то же время и больно?

– Да, эта мысль содержится во всех монографиях о Чаплине, но когда-то я пришел к ней самостоятельно, не читая книг о нем. Я открывал Чаплина очень по-человечески, не смотрел на него глазами искусствоведа. И взял от него то, что, мне казалось, пригодится в работе. У меня есть очень много любимых артистов. И все, чем я занимаюсь, – я, по сути дела, объясняюсь в любви очень многим людям. И безусловно, во мне есть осколки этих людей. И внешние, и их собственные находки, и то, что они играли. И даже то, как они это играли. В этом, наверное, проблема моих взаимоотношений с кино, где важнее индивидуальность артиста, а не его актерские возможности. Но я так многому научился у великих артистов, с которыми сидел в одной гримерке и просто трепался, что по сей день через собственное творчество объясняюсь им в любви. Я очень легко обучаемый человек. Пока не наступила стагнация – продолжаю учиться. Знаю о моей репутации, что в телевизионной режиссуре я очень жесткий, деспотичный и агрессивный человек, но это никогда не проявляется, если я работаю артистом. Я один из самых послушных, тихих и немногословных артистов. Этому меня научил Дима Месхиев (в 2010 году Юрий Стоянов сыграл главную роль в его фильме «Человек у окна». – «Т»). Я не стесняюсь называть его своим учителем, хотя он на десять лет младше меня. А первым учителем был Владимир Наумович Левертов, который руководил нашим курсом в ГИТИСе. Другое дело, что я никак не мог подтвердить своей работой все то, чему меня Левертов научил: популярность пришла ко мне довольно поздно.

– Кстати, это ведь он вам сказал, что вам будет трудно в профессии?

– Да, но я понимал, что рано или поздно я смогу продемонстрировать его школу. Шло время, я накапливал опыт, знания никуда не девались. А потом появился Дима, и я словно вернулся в свою гитисовскую молодость. Например, Дима сказал: никогда не говори: «Я думаю». Говори: «Я чувствую». Артист думает интуитивно, сердцем, в любой роли ищи путь немозговой, несформулированный. Не надо быть химиком. Не надо рисовать векторы в тетрадке и мизансцены. Другой путь – все время через себя, мучительно выворачивая себя и приходя к самому простому – искреннему и в результате, как правило, парадоксальному варианту. В такие минуты зрителя бьет током. Но я всегда привожу примитивный пример из жизни, которому надо следовать и в кино, и в театре: человек приходит домой и всего-навсего снимает ботинки. И в это время слышит вопрос: «Что случилось? Почему ты не в духе?» Он не входит с монологом про то, какой омерзительный день, какая сволочь начальник и как не сложилась его жизнь. Почему в жизни тебя спрашивают? Потому что через снимание башмаков можно отразить, что жизнь разрушена. Поэтому я очень боюсь многословных ролей и длинных монологов. Самое интересное для меня – это все, что происходит между словами. Здесь скрывается квинтэссенция роли. Обучаемость – это краеугольный камень нашей профессии. Я часто говорю себе: ни в коей мере не теряй связи с детством. Это не значит, что надо оставлять за собой следы детской неожиданности. Сильные чувства и самые яркие впечатления пережиты в детстве. Об этом надо помнить. Надо уметь слушать, надо быть внимательным. Надо уметь фиксировать. Надо уметь рассказывать. Надо уметь показывать. И надо быть легко обучаемым человеком. Потому что этого требует профессия. Питер Брук говорил: в любой стране мира от Африки до Северного полюса есть учитель музыки, который может раскрыть ноты и сыграть любую вещь. То есть он может предъявить свою профессию. А как технически продемонстрировать актерскую профессию? Сразу начинаются эти разговоры: «Ой, ну я не в духе. Здесь нет партнеров. Для этого нужна сцена, режиссер, материал, зал, публика». Хотя наша профессия очень простыми вещами подтверждается. Вот этими маленькими умениями. Это профессия для талантливых дилетантов.

Журнал № 10 (87) Октябрь 2011
Прикрепления: 3574261.jpg (64.1 Kb)
 
Форум » Размышления » Театральные события » Юрий Стоянов: ("Я товстоноговский артист, хотя он об этом так и не узнал ")
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:

Анастасия Савченкова © 2024

Конструктор сайтов - uCoz

Обмен ссылками