25 апреля 2008 г. Культурный центр П.И.Чайковского «В своей стране я словно иностранец...»
Я снова здесь, в семье родной, Мой край задумчивый и нежный! Кудрявый сумрак за горой Рукою машет белоснежной...
Сказать, что это программа особенна любима нами – значит, ровным счетом, не сказать ничего… Она до того дорога, до того близка, что всякий раз, я жду ее, с каким-то особенным, трепетным чувством – словно впервые… У каждого человека есть свои привязанности, свои увлечения в разных областях искусства. Но идет время, и человек взрослеет: что-то меняется в его мировоззрении - появляются интересные события, новые имена, и это совершенно нормально. Но есть имена – их не может быть много, которые, на протяжении всей твоей жизни неизменно остаются для тебя бесконечно дорогими и любимыми.
Сергей Есенин. Для меня, это действительно - «несказанное, синее, нежное…» Разгадать природу его поэзии нельзя. Можно сколько угодно писать ученых трактатов, говорить умных и витиеватых слов, но постичь всю глубину, удивительнейшую красоту, невероятное притяжение его поэтического слова не-воз-мож-но…
Я по первому снегу бреду, В сердце ландыши вспыхнувших сил. Вечер синею свечкой звезду Над дорогой моей засветил. Я не знаю - то свет или мрак? В чаще ветер поет иль петух? Может, вместо зимы на полях, Это лебеди сели на луг…
И Юра в этот раз приехал какой-то особенно светлый, спокойный – как будто душою он был уже немножечко там, в волшебном очаровании есенинских строк… «У меня в душе звенит тальянка…»
Сцена Культурного центра идеально подходит под все наши программы, вот только с есенинской возникли некоторые проблемы. Но мы нашли очень удачное решение, уменьшив занавесом лишнее пространство сцены. И вот тут я хочу немного остановиться на этом моменте. До Юрия Решетникова я работала только с музыкантами Олега, которым, в общем-то, ни занавес, ни постановка света, особенно была и не нужна. Самое главное – это приличный зал и хорошая акустика. Здесь же, при постановке театральных программ, учитывалось буквально все: просчитывалась каждая мелочь, каждая неправильно направленная лампочка, дающая не тот эффект, которой был нужен артисту в данной программе. Юра все делает сам: вешает занавес, покупает и вкручивает недостающие лампочки… Да мало ли, какие проблемы бывают на площадке? И за время нашей работы я привыкла к этому и воспринимала, как должное. Ан нет… оказывается, не все работают подобным образом. Недавно я была на концерте артиста, с которым поддерживаю дружеские отношения. Мне не совсем близко то, что он делает, но есть несколько вещей, которые идеально ложатся на его манеру исполнения… Потом, честно говоря, я шла на концерт, чтобы увидеть эту площадку, которая расположена в самом центре Москвы: как бы примерить ее на себя – может быть, и нам с Юрой она придется впору? И вот, войдя в зал и окинув его взглядом, я впервые, вдруг, почувствовала себя так, как никогда еще не ощущала… Я смотрела на все совершенно другими глазами: не глазами зрителя, пришедшего на концерт, а глазами человека, занимающегося этими самыми концертами (или спектаклями) – не суть важно… И, это, оказывается, такая огромная разница... Я ощутила это только сейчас... вот тут. И поразилась своему открытию: прежде я как-то и не задумывалась об этом. Не буду рассказывать обо всем, что мне не понравилось: были определенные моменты, которые нельзя было допускать изначально, но вот оформление сцены меня, мягко говоря, просто шокировало. На заднике висели два рекламных плаката, типа «Минздрав предупреждает…», которые своими яркими красками, как ты не отворачивайся, притягивали взгляд. И поющий артист перед ними… Представляете себе эту картину? Через десять минут у меня просто не было сил смотреть на сцену - настолько заболели глаза. Уйти неудобно, поэтому пришлось промучиться, слушая артиста с закрытыми глазами. Все предпосылки для того, чтобы сделать элементарный занавес, закрыв эти рекламные щиты, были, но этого никто не сделал. Артист просто терялся на фоне этой «красоты». И непонятно, как можно было не подумать об этом, не взглянуть на этот серьезный просчет со стороны? Я с уважением отношусь к этому человеку и после концерта честно сказала ему о том, что мне не понравилось, но он, оказывается, даже, не обратил на эти щиты внимание: по его словам, вешанием занавеса у него некому заниматься. - А самому лениво? - Ну, я же артист… Больше вопросов у меня не было… (правда, назавтра он признал мою правоту) И, выйдя на улицу я, совсем другими глазами посмотрела на Юру, на то, насколько серьезно человек относится к своему делу, как велика степень его ответственности перед зрителем… В его подходе к своей работе таких вещей просто быть не может, потому что, не может быть никогда, – и за это я ручаюсь. А апреле, в шесть вечера еще совсем светло: солнышко только-только приготавливается заходить и напоследок очень ласково заглядывает к нам в окна. И от его теплого света в зале становится хорошо и уютно, и даже деревянный пол и сцена прогрелись под его лучами. А когда Юра повесил занавес, то на фоне алого цвета его внезапно появился желтый круглый шар… И это было так здорово! Я не раз писала, что центр Чайковского для нас стал чуть ли, не родным домом, и отношение к Юре здесь очень нежное. Вот женщина, которая работает с нами каждый спектакль, подошла к нему и, смущаясь, подарила томик стихов, который много лет хранился у артиста Малого театра: это было написано на титульном листе. Юра был очень тронут: человек, увидев такую редкую книжечку, вспомнил о нем и купил ее ему в подарок… Сегодня пятница, а в этот день Александр, наш ответственный за музыкальное сопровождение, обычно занят, и поэтому надо было искать ему замену. Правда, особых раздумий тут не было: вспомнив Настенькин журнал, я подумала, что с этой задачей она, наверняка справится, тем более, что этот спектакль она знает уже чуть ли не наизусть. Анастасия, боясь опоздать, примчалась – иначе это не назовешь – к нам вся раскрасневшаяся. Очень толковая девочка: Юра все объяснил ей – как, что, когда включать, и она не подвела. Спасибо тебе, дружочек, ты нас очень выручила! Ну вот, скоро и начало. Я не знаю, какого Есенина увижу сегодня,- даже по характеру репетиции этого не понять.
«Сегодня я в ударе нежных чувств…» – вот только так я могу охарактеризовать сегодняшнее настроение спектакля. Оно и поразило, и, вместе с тем, очень удивило меня: такого Есенина я вижу впервые, а я очень хорошо чувствую малейшее изменение в характере программы: здесь были и другой настрой, и другие интонации. Юра еще ни разу так не играл. Не только для меня, но и для самого артиста каждый выход на сцену в этом образе всегда таит в себе неизвестность, и в этом, безусловно, есть что-то мистическое: ничего заранее предугадать невозможно… Все стихотворения звучали в какой-то особенно мягкой тональности: то с озорной, а то с печальной улыбкой, с каким-то ласковым светом в глазах, и даже драматические строки нелегких жизненных перипетий поэта были окрашены не в столь трагические тона. Буквально каждое стихотворение прозвучало в чем-то по-новому.
В тихий час, когда заря на крыше, Как котенок, моет лапкой рот, Говор кроткий о тебе я слышу Водяных поющих с ветром сот. Пусть порой мне шепчет синий вечер, Что была ты песня и мечта, Всё ж, кто выдумал твой гибкий стан и плечи - К светлой тайне приложил уста…
Это, как у Олега: я могу насчитать очень много вариантов исполнения одного и того же романса, и каждый из них несет в себе свое настроение: оно может радовать, восхищать, а может внести в твою душу тревогу и грусть… Тут все зависит от исполнителя. Легкий, светлый зал Культурного центра, несомненно, может быть, даже неосознанно, но влияет и на настроения артиста, и, как следствие, и на определенную направленность всего действия спектакля. Поэтому и на зрителя он может оказывать разное воздействие. Вот сейчас Юра читает:
Гой ты, Русь, моя родная, Хаты - в ризах образа… Не видать конца и края - Только синь сосет глаза…
Читает так радостно, с таким счастливым упоением, когда во всем его облике просматривается совсем не громкая, но захлестывающая всю его душу любовь к родному краю, что и в тебе поднимается такое же чувство… «В восемнадцать лет я был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают, и отправился в Петербург. Там меня приняли весьма радушно…» А вот и встреча с Александром Блоком, когда рязанский паренек впервые посетил Петербург, чтобы показать свои стихи известнейшему поэту России. «Почитал я ему кое-что, показал свою тетрадочку…» – Хорошо, – говорит Александр Александрович. – А Вы знаете – это хо-ро-шо! «Ушел я от Блока, ног под собой не чуя. И вот, с легкой блоковской руки, и началась моя литературная дорога», – вспоминает Есенин. Но не так-то прост был этот рязанский паренек: со своей крестьянской смекалкой, со своим внутренним чутьем – он уже тогда прекрасно осознавал степень данного ему Богом таланта.
Года текли, года меняют лица – Иной на них ложится свет. Мечтатель сельский – я в столице Стал первокласснейший поэт…
Каждая прочитанная строка несет в себе такую смысловую нагрузку, что иногда понять, что же на самом деле хотел сказать Есенин тем или иным стихотворением, не так просто: не то время было, чтобы «душу выплеснуть до дна…» Надо либо очень хорошо знать биографию и творчество Сергея Есенина, либо положиться на знание материала артистом: тут есть такие глубинные пласты…
Юрий Решетников в достаточной степени обладает этими знаниеми, и поэтому каждое слово произносится с определенным смыслом, с определенной интонацией: ведь стоит только изменить ее – и весь смысл стихотворения может поменяться до противоположного… И яркий пример тому – поэма «Русь советская» Здесь Юра просто блестяще озвучивает именно то, что хотел сказать Сергей Александрович:
Ах, родина! Какой я стал смешной. На щеки впалые летит сухой румянец. Язык сограждан стал мне как чужой, В своей стране я словно иностранец. Приемлю все. Как есть, все принимаю. Готов идти по выбитым следам. Отдам всю душу октябрю и маю, Но только лиры милой не отдам…
И только когда речь заходит о самом сокровенном, – вот тут словно приоткрываются дверцы его души, и вся его жгучая любовь к милой сердцу родине щедро выплескивается наружу. Меняется выражение лица, меняется тембр голоса – он становится совсем негромким, но до того задушевным… Так можно говорить только о чем-то бесконечно дорогом…
Но и тогда, Когда во всей планете Пройдет вражда племен, Исчезнет ложь и грусть,- Я буду воспевать Всем существом в поэте (И почти шепотом…) Шестую часть земли С названьем кратким «Русь».
Очень запомнилось мне это исполнение… с таким душевным трепетом. Юра, замечательно! А «Письмо к женщине»?
…Теперь года прошли. Я в возрасте ином. И чувствую и мыслю по-иному. И говорю за праздничным вином: Хвала и слава рулевому! Любимая! Сказать приятно мне: Я избежал паденья с кручи. Теперь в Советской стороне Я самый яростный попутчик. Я стал не тем, Кем был тогда. Не мучил бы я вас, Как это было раньше. За знамя вольности И светлого труда Готов идти хоть до Ла-Манша…
Сегодня, неожиданно для себя, я сделала одно открытие – непонятно только, почему я раньше этого не замечала? Причем, сделала я это не одна: в перерыве кто-то из зрителей высказал точно такую же мысль. По мере разворачивающихся событий спектакля Юра все больше и больше внешне стал походить на Сергея Есенина: в какой-то момент я даже изумилась этому сходству. В начале спектакля это было все-таки не так ярко выражено… Да, сегодня у нас много новых зрителей, и среди них немало молодых людей. Запомнились два юноши – лет под 26. Ребята настолько прониклись происходящим на сцене, что в некоторых моментах – как они сами мне потом признались – «их пробирало до дрожи»… А ведь сегодня Есенин очень нежный и лирический. А если бы они увидели тот, незабываемый для меня, спектакль – 21 июля в «Бродячей собаке», когда у меня холодело все внутри и порой было очень страшно за Юру? Обычно после первого отделения зрители очень охотно раскупают диски с нашими спектаклями, обращаются ко мне с вопросами об артисте – где его можно еще увидеть? Одной девушке так понравилась работа артиста – я видела это по ее глазам, по ее вопросам, что, думаю, теперь у Юры будет еще одной поклонницей больше. И, глядя на нее, я вспомнила себя, когда впервые услышала его…
Улеглась моя былая рана - Пьяный бред не гложет сердце мне. Синими цветами Тегерана Я лечу их нынче в чайхане…
«Персидские мотивы»… Тут мастерство и талант актера, его понимание особенности прочтения этого восточного цикла заслуживают всяческих похвал. Несколько изящных движений, своеобразная интонация речи – и ты, действительно, видишь перед собой и чайхану, и пиалу с горячим чаем в руках поэта… Великолепно прописан образ.
Сам чайханщик с круглыми плечами, Чтобы славилась пред русским чайхана, Угощает меня красным чаем Вместо крепкой водки и вина.
Я уже писала, что Есенин никогда не был в Персии. Его поселили на даче бывшего хана в предместье Баку, где он много и плодотворно работал, не пил и откуда совершал поездки по Кавказу. За несколько месяцев жизни в Баку Есенин написал столько, сколько не написал за три года.
…Потому, что я с севера, что ли, Что луна там огромней в сто раз, Как бы ни был красив Шираз, Он не лучше рязанских раздолий. Потому, что я с севера, что ли…
Неделю назад в «Бродячей собаке» Юрий Решетников тоже играл этот спектакль: как потом сказала Мария из «Святодуховского» центра, которая не пропускает ни одной Юриной программы, – такого трагического Есенина она еще никогда не видела… Сегодня же он совершенно другой.
…И душа моя - поле безбрежное - Дышит запахом меда и роз…
Вот как это возможно? Не знаю – для меня это загадка, чтобы один и тот же спектакль игрался настолько по-разному…
Друг мой, друг мой, Я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль…
Недавно на одном есенинском вечере я слушала эту поэму и… с какой же любовью я вспоминала тогда Юру!.. Такая пропасть между этими двумя прочтениями, что это даже не поддается никакому сравнению. И, честно говоря, я тогда испытала чувство радости и даже гордости, что судьба свела меня с таким замечательным артистом. Сегодня даже «Черный человек» не так трагичен, я бы даже сказала, что он был с какой-то приглушенной болью, с чем-то невысказанным… и все самое страшное, самое гнетущее осталось запрятанным в глубине души поэта. Вот так я увидела эту поэму сегодня. Все-таки вершиной исполнения «Черного человека» для меня остается тот, июльский, спектакль – в «Бродячей собаке». Помню, как потом я несколько дней ходила под сильнейшим впечатлением…
И ровным, безжизненным голосом, словно, постарев на несколько лет: Месяц умер, Синеет в окошко рассвет. Ах ты, ночь! Что ж ты, ночь, наковеркала? Я в цилиндре стою. Никого рядом нет. Я один… И разбитое зеркало…
И, помедлив секунду:
…Ну, целуй же! Так хочу я. Песню тлен пропел и мне. Видно, смерть мою почуял Тот, кто вьется в вышине. Увядающая сила! Умирать так умирать! До кончины губы милой Я хотел бы целовать. Чтоб все время в синих дремах, Не стыдясь и не тая, В нежном шелесте черемух Раздавалось: «Я твоя» И чтоб свет над полной кружкой Легкой пеной не погас — Пей и пой, моя подружка: На земле живут лишь раз!
Это был такой накал, такая натянутая струна души, что, казалось, еще немного – и она не выдержит... И что-то сжималось внутри, и было не по себе от этой боли… И вот уже осталось недолго… «В 1925 году, на тридцатом году жизни, в гостинице «Англетер» окончил свой жизненный путь поэт Сергей Есенин. Сейчас все яснее видится версия об убийстве поэта». Все кончено. Бессильно опущенные плечи, невидящий взгляд… Звучит музыка.
Отговорила роща золотая Березовым, веселым языком… …И если время, ветром разметая, Сгребет их все в один ненужный ком… Скажите так… что роща золотая Отговорила милым языком...
И вот эти глаза, полные слез… Они настоящие, они выстраданы, и это не игра. Юрий Решетников сейчас прожил жизнь Сергея Есенина, очень нелегкую, трагическую и совсем не усыпанную розами. Он отдал всего себя, сделал все, что мог, чтобы сегодня зритель ушел с переполнившим душу светом есенинской поэзии. И чтобы он, вместе с артистом, на всем протяжении спектакля то переполнялся радостью, любил, горевал, а то терзался в мучительных сомнениях… Аплодировали сегодня, наверное, как-то особенно долго, и это были не «вежливые аплодисменты». Они были от души – я это видела.
Свищет ветер, серебряный ветер, В шелковом шелесте снежного шума. В первый раз я в себе заметил - Так я еще никогда не думал…
А вот это прозвучало на бис. Юра читает это стихотворение очень по-своему: так сейчас не читает никто. И как точно он уловил интонацию звучания есенинского слова!
И снова долгие аплодисменты. Юра, улыбаясь, выходит на сцену: «Ну уж, коли так аплодируете…»
Снова выплыли годы из мрака И шумят, как ромашковый луг. Мне припомнилась нынче собака, Что была моей юности друг…
Поскольку есенинским спектаклем мы практически завершаем этот сезон, то хотелось, чтобы артист сказал на прощание несколько слов, а может быть, еще раз выразил свою благодарность московской публике, которую он успел полюбить за это время, ну, и заодно ответил бы на вопросы из зала. – Когда мы услышим стихи Рубцова? – Честно, не знаю. Мы все думаем, как бы сделать эту программу? Я не знаю пока, с какого бока ее делать? Когда я так резво брался за нее – ну, собственно, перекличка с Есениным очень большая. Ну, думаю, вот сейчас возьмем и сделаем. Ничего подобного: мелодика, свет стиха там совершенно другие. Оно только кажется, что похоже: Рубцов с Есениным перекликаются в конгениальности. На мой взгляд – это последний из наших гениальных поэтов. На мой взгляд – это последний из наших гениальных поэтов. Все, что у нас раскручено, – это раскрученное, а это то самое, что соль земли нашей. И к этому вот так, с нахрапа, я боюсь подходить. Что-то стало уже получаться, что-то еще только на подходе… Будет. Однозначно будет. Надеюсь, за лето я эту программу подготовлю. Очень хотелось бы. В: Программа будет очень красивая, ведь сюда мы включим еще и «Анну Снегину». (Такая же история и с этой поэмой. Мы хотели показать ее в одной из есенинских программ, но неожиданно натолкнулись на такие подводные течения, что пришлось на время остановиться.) Юра читает еще одну записку: пробегает глазами весь текст ее, где автор вначале говорит об обаянии артиста (Юра это не озвучивает): – А вот – отлично! Давайте поговорим. (Зачитывает последнюю фразу): «Стихи не нужно изображать – их нужно показывать». А в чем разница? И вот встает дама, академического вида, и объясняет артисту, что стихи Есенина не нужно играть, их нужно просто читать. И что она человек старой школы, и поэтому Юре надо держать высоту. Недоуменные возгласы из зрительного зала. Юра просит тишины: – Можно я отвечу, ведь спрашивают-то меня. Да, Вы правы: существуют две школы. Есть чтецкая форма существования (Юра с выражением читает «Снова выплыли годы из мрака…») Мелодика есть, все прекрасно. У меня не чтецкая, у меня игровая форма существования – и вот в этом кардинальное отличие. Я работаю в Литературном театре, и это театр не одного чтеца, а одного актера. И это принципиально другой подход. На самом деле, в театральном институте этому не обучают, там как раз обучают именно чтецким работам. Я делаю в стихах то, что никто не делает. Я принципиально дроблю ритм, чтобы не забивать: за полтора часа существования в мелодике стиха я усыплю вас всех. Я доношу до зрителя музыку слова и музыку смысла. И это очень здорово, что существуют эти два направления. Конечно, я тоже не могла остаться в стороне от этой дискуссии. – Стихи читают очень многие артисты, именно читают – вы понимаете разницу? А вот вжиться, существовать в нем – могут только единицы, и Юрию Решетникову это удалось более, чем кому-либо. Юра продолжает. – И, кстати, опять-таки, я показываю свое ощущение Есенина. Я пытаюсь работать в этом плане, в театре перевоплощения: не я в предлагаемых обстоятельствах – а я все-таки пытаюсь показать Есенина в этой ситуации. Это мои установки, и я стараюсь их держать. Когда я играю пушкинскую программу, то я играю именно от имени Пушкина – я не читаю стихи Пушкина. Когда Лермонтова – от имени Лермонтова, потому что человек пишет стихи… Как бы сказать? Когда человек уже не может говорить – он пишет стихами. Это дар. А со стороны любой человек может взять и прочитать… А ты пойми, что на самом деле он туда вложил, потому что «Русь советская» здесь звучит, как антисоветская. А можно прочитать только текст. Юра пробует так и прочитать:
Тот ураган прошел. Нас мало уцелело. На перекличке дружбы многих нет. Я вновь вернулся в край осиротелый, В котором не был восемь лет.
– Мелодика есть. И бред сивой кобылы есть одновременно. Вот поэтому я читаю Есенина именно с этой точки зрения. Зрители, судя по аплодисментам, приняли точку зрения артиста.
Человек идет на есенинскую программу, где на афише совершенно четко обозначено – моноспектакль. Что эта дама в данном случае предполагала увидеть здесь? Чтение стихов с выражением по стойке смирно? Так это не сюда, для этого существуют поэтические вечера. И я совсем не уверена, что в этой форме существования артист сможет держать зал в течение полутора часов. Очень я сомневаюсь в этом. Разве может так захватить, перевернуть всю душу, до мурашек по коже, обычное прочтение стихотворения? А вот когда артист существует внутри этого образа, вживается в него, – вот тут-то и происходит «волшебная сила искусства». Да я впервые, именно после Юриного «Есенина», увидела свою Лену плачущей: до того я даже не предполагала, что она вообще умет это делать… А уж сколько я наслушалась вот этих поэтических программ, и что-то не припомню в себе каких-то особых потрясений. И, по большому счету, с таким же успехом я и сама могу взять в руки томик есенинских стихов и прочитать их для себя с выражением. А добиться такого эффекта, когда останавливается время и ты не можешь отвести глаз от сцены – настолько артист вовлекает тебя в происходящее, вот это дорогого стоит. И если бы в тот вечер в исполнении Юрия Решетникова я услышала простое чтение стихов, то не уверена, что смогла бы оценить в полной мере степень его таланта… А потом, есть люди, у которых просто отсутствует такое понятие, как деликатность, чувство такта. Артист отыграл тяжелейшую программу, выложился по полной, а его тут же начинают учить, как надобно было это сделать. Мне очень понравился Юра в этой ситуации: вежливо и очень корректно он разъяснил свою позицию. И при всем его вот таком внешнем обаянии и доброжелательности – этот человек очень хорошо умеет держать удар. Да, Бог с ней, с этой тетенькой…
Главное, что сегодня был весенний Сергей Есенин…
Валентина К. - директор Юрия Решетникова
Отзывы о спектакле Эмилия (г. Москва) 25 апреля в КЦ им. П.И.Чайковского состоялся очередной спектакль Юры Решетникова. Это был моноспектакль «В своей стране я словно иностранец» о Сергее Есенине. И хоть и день для спектакля был выбран не очень удачно (Страстная пятница), и спектакль в Москве Юра показывает уже в третий раз, и было некоторое беспокойство, что народ будет занят другими делами, – все прошло очень хорошо. И зрителей было много, и, главное, много новых, и слушали очень внимательно, и явно приняли спектакль Юры. Так как в конце вечера устроили Юре прямо-таки овацию. И в этот раз Юра был какой-то другой, более лиричный, что-ли, и спектакль мне лично понравился даже больше, чем раньше, хотя куда уж больше… В конце вечера Валентина неожиданно опять устроила «вечер вопросов и ответов». Мы были к этому не готовы, вопросов не задавали. Да и вроде бы уже все, что хотели, узнали раньше. Но вопросы все же были. Опять спрашивали, какое у Юры образование, когда будет готова программа, посвященная Рубцову, и т.д. И, когда уже все готовы были разойтись, довольные друг другом, вдруг одна женщина задает вопрос, как Юра считает, правильно ли так «читать» Есенина, как это делает он. Мы сначала даже растерялись, не поняли, что она имеет в виду. Оказывается, как я поняла, ей ближе традиционное чтецкое преподнесение стихов, а не игровое, как это у Юры. Ну, ничего себе! Нам-то понравилась именно такая игровая форма, да и Юра – драматический артист. А монотонно декламировать стихи (в потолок), даже и делая кое-где ударение, это совсем не то. Это, я думаю, почти каждый из нас сможет, все грамотные, в школе декламировали, иногда и особо не вникая в суть. Может, она не поняла, что это все же МОНОСПЕКТАКЛЬ, в основу которого положена не только инсценировка стихов, но и писем поэта, документов его времени. Перед нами проходит практически вся жизнь поэта, и как это все можно показать, не вникая в суть, а думая только о «мелодике» стиха? О Есенине говорили словами Чехова, что он был наделен особым человеческим талантом: «чутьем к боли вообще». Ну и как по-другому можно показать слушателям этот талант Есенина, эту его боль? Вот и опять получается, что ОЧЕНЬ много зависит от исполнителя. Так же, как в пении. Многие певцы поют одинаковые песни, и голоса вроде бы у всех приличные, однако, одного принимаешь всей душой, а у другого та же песня какая-то безликая. Многие стихи Есенина раньше я понимала совсем по-другому, а послушав Юру, согласилась именно с его трактовкой. Например, в «Письме к женщине» строки «Теперь в Советской стороне Я самый яростный попутчик» или «За знамя вольности И светлого труда Готов идти хоть до Ламанша» приобрели совсем другой смысл. Интересно, а что думают по этому поводу другие зрители?
Ксения (г. Москва) Обе формы - чтецкая и игровая - интересны каждая по своему; кому-то ближе одна, кому-то другая, но обе заслуживают благосклонного внимания зрителей. Возникшая полемика, с одной стороны, хороший знак: тема жива, она заставляет стучать сердца и работать умы. В споре, как известно, рождается истина. Но, с другой стороны, время и место для подобных высказываний было выбрано как нельзя более неудачно: уставший, выложившийся по полной программе артист (спектакль был просто замечательный!), благодарные овации, цветы, аплодисменты и вдруг... Провокация какая-то!
Анастасия (г. Королёв) Порой сложно, очень сложно рассказывать о том, что любишь, ОЧЕНЬ любишь. Этот моноспектакль, вернее, эта программа, моя, пожалуй, самая любимая. Помню, когда я впервые посмотрела на DVD, я была в таком восторге, что за два дня пересмотрела раз десять. Со мной такое не часто бывает, но… бывает. И тогда каждый раз рыдала на эпизоде с жеребенком. В тот момент меня это очень тронуло. В этот раз все воспринималось иначе. За несколько дней до выступления Валентина меня попросила посидеть на звуке, с чем я с радостью согласилась. На билетах меня уже не было. И, если попросят еще, конечно же, не откажусь. Но вот действие начинается. Как бы долго ни думала, что написать, а в ушах до сих пор звучат любимые стихи и дорогой, ставший родным, голос. Невозможно передать то счастье, от услышанных строк. «Пахнет яблоком и медом По церквам твой кроткий спас. И гудит за корогодом На лугах веселый пляс».
А эта вечная, такая жалостливая песнь о собаке. Нельзя передать, сколько боли и переживания в этих словах: «По сугробам она бежала, Поспевая за ним бежать. И так долго, долго дрожала Воды незамерзшей гладь».
А какой потрясающий переход от воспоминаний детства: «Худощавый и низкорослый, Средь мальчишек всегда герой, Часто, часто с разбитым носом Приходил я к себе домой. И навстречу испуганной маме Я цедил сквозь кровавый рот: «Ничего! Я споткнулся о камень, Это к завтраму все заживет».
Сколько дерзости и беззаботного мальчишества здесь, и вдруг: «Как тогда я отважный и гордый, Только новью мой брызжет шаг… Если раньше мне били в морду, То теперь вся в крови душа. И уже говорю я не маме, А в чужой и хохочущий сброд: «Ничего! Я споткнулся о камень, Это к завтраму все заживет!»
Поражаюсь, сколько Юрию надо работать, чтобы ТАК передать настроение, мысли. Это огромнейший труд. «Мне бы только смотреть на тебя, Видеть глаз златокарий омут, И чтоб, прошлое не любя, Ты уйти не смогла к другому». Сразу на душе появляется такое спокойствие, умиротворение. А вот эти: «Голова ль ты моя удалая, До чего ж ты меня довела…»
И сразу же «Письмо к женщине». Невозможно мне спокойно сидеть и слушать. «Вы помните, Вы все, конечно, помните, Как я стоял, Приблизившись к стене…»
Да, именно так надо читать, и я не представляю себе другой интонации, иного прочтения этого моего самого любимого произведения Есенина. Здесь не могу выделить какие-то особенные моменты. Все Гениально, все неповторимо. Артист очень точно подмечает, где с какой интонацией, с какой точностью надо играть: где с надрывом, где спокойно. Да, именно так. Браво, Юрий! Я восхищаюсь Вами! «Мне нравится, когда каменья брани Летят в меня, как град рыгающей грозы. Я только крепче жму тогда руками Моих волос качнувшийся пузырь. Так хорошо тогда мне вспоминать Заросший пруд и хриплый звон ольхи, Что где-то далеко живут мои отец и мать…»
И вновь резкие переходы в настроении. И только Юра может передать все, о чем думает поэт. «А я уйду, один к неведомым пределам, Душой бунтующей навеки присмирев».
Артист поворачивается к завесе и как-будто собирается уйти, а потом вдруг останавливается, все еще держась за ткань, как о косяк распахнутой двери, и размышляет, будто еще рано уходить, надо говорить, представлять, что ожидает впереди, в какой-то мере соображать, что делать в дальнейшем. «Но и тогда, Когда во всей планете Пройдет вражда племен, Исчезнет ложь и грусть, - Я буду воспевать Всем существом в поэте Шестую часть земли С названьем кратким «Русь».
Вот дело подходит к «Черному человеку». Не знаю, как можно иначе читать ЭТО. Нельзя читать поэму, как сказку перед сном, вместо колыбельной, а ведь некоторые ждут этого от нашего артиста, от Юры. Какое здесь отчаянье, страх, боль. Кажется, что не только бумага летит в клочья, но и пуговицы на пиджаке. Это не просто ГЕНИАЛЬНО, это ТЫСЯЧУ РАЗ ГЕНИАЛЬНО, иначе сказать не могу. «Месяц умер, Синеет в окошко рассвет. Ах ты, ночь! Что ж ты, ночь, наковеркала? Я в цилиндре стою. Никого рядом нет. Я один… И разбитое зеркало…»
И вдруг ошеломляющее: «Ну, целуй меня! Так хочу я. Песню тлен пропел и мне. Видно смерть мою почуял Тот, кто вьется в вышине. Увядающая сила! Умирать – так умирать!»
Продолжить хочется до конца, но не могу, нельзя. Предчувствие беды начиналось в «Черном человеке», а теперь уже не просто предчувствие. Артист точно, глазами автора, передает, что знает: жить осталось недолго - считанные дни, может, даже и часы… И уже потом, маленько отдышавшись после пережитого, «В 1925 году, на тридцатом году жизни, в гостинице «Англетер» окончил свой жизненный путь поэт Сергей Есенин». Юра, обессиленный, садится на стул, уставший, с полуопущенной головой, полубоком к залу, смотря куда-то в пространство, читает «Отговорила роща золотая…». Звучит музыка. Кульминация. Смерть поэта. Жизнь кончена. Спектакль окончен. Все. КОНЕЦ.
Ксюша (г. Москва) Очень благодарна за чудесный спектакль. Это моя любимейшая программа. Именно в исполнении Юры Решетникова я еще больше полюбила Есенина... Мне подумалось, если бы в наших учебных заведениях ТАК знакомили с русской поэзией, то образованных, читающих людей было бы в сотни раз больше... Дело в том, что Юра очень сильно любит то, чем занимается, это видно... и заражает своей любовью окружающих... Он живой, настоящий... вот, наверное, подходящее слово - настоящий!!! А это качество в наше время очень редко и ценно... Еще раз огромное спасибо за замечательный вечер!!
ВПЕЧАТЛЕНИЯ О СПЕКТАКЛЯХ
Сцена Культурного центра идеально подходит под все наши программы, вот только с есенинской возникли некоторые проблемы. Но мы нашли очень удачное решение, уменьшив занавесом лишнее пространство сцены. И вот тут я хочу немного остановиться на этом моменте.
«Сегодня я в ударе нежных чувств…» – вот только так я могу охарактеризовать сегодняшнее настроение спектакля. Оно и поразило, и, вместе с тем, очень удивило меня: такого Есенина я вижу впервые, а я очень хорошо чувствую малейшее изменение в характере программы: здесь были и другой настрой, и другие интонации. Юра еще ни разу так не играл. Не только для меня, но и для самого артиста каждый выход на сцену в этом образе всегда таит в себе неизвестность, и в этом, безусловно, есть что-то мистическое: ничего заранее предугадать невозможно…
В тихий час, когда заря на крыше,
Года текли, года меняют лица – 
Но и тогда,
И говорю за праздничным вином:
По мере разворачивающихся событий спектакля Юра все больше и больше внешне стал походить на Сергея Есенина: в какой-то момент я даже изумилась этому сходству. В начале спектакля это было все-таки не так ярко выражено…
Улеглась моя былая рана -
Неделю назад в «Бродячей собаке» Юрий Решетников тоже играл этот спектакль: как потом сказала Мария из «Святодуховского» центра, которая не пропускает ни одной Юриной программы, – такого трагического Есенина она еще никогда не видела… Сегодня же он совершенно другой.
Отговорила роща золотая
Свищет ветер, серебряный ветер,
На мой взгляд – это последний из наших гениальных поэтов. Все, что у нас раскручено, – это раскрученное, а это то самое, что соль земли нашей. И к этому вот так, с нахрапа, я боюсь подходить. Что-то стало уже получаться, что-то еще только на подходе… Будет. Однозначно будет. Надеюсь, за лето я эту программу подготовлю. Очень хотелось бы.