4 марта 2009 г. Центральный дом Журналистов «В своей стране я словно иностранец...»
Наш 22 спектакль... В театр ходят за счастьем... Л.Иванова (Народная артистка России)
Скажу сразу, что поначалу я совсем не собиралась писать про этот спектакль – о нем уже сказано довольно много, но вот некоторые обстоятельства заставили меня изменить свое решение. Просто я увидела лица людей, выходящих из зала…
За день до спектакля я узнала весьма «приятную» новость: за два часа до его начала, здесь состоится презентация книги Е.Примакова, которая закончится почти впритык к шести часам. Да, ничего себе радость, а где же мы возьмем время на подготовку? Конечно, и администрации Дома журналистов перед нами было неудобно, но их можно понять – над ними тоже есть руководство. А зная, насколько Юра всегда очень ответственно относится к подготовке каждого спектакля, я уже заранее не могла не переживать за это. Время почти семь, в фойе полно народа, а мы только начинаем запускать в зал зрителей – ну что поделать, раз случилась такая накладка. Сегодня у меня неотложные дела и впервые я не смогу присутствовать на спектакле и поэтому я попробую рассказать о нем несколько по-другому, как бы из-за закрытой двери, и только то, что услышала…
Все первое отделение в зале стояла полная тишина, и лишь только по голосу артиста можно было понять, что там идет спектакль. Я не знала, что происходит в зале, как реагирует зритель, что он чувствует, но вот голос Юры, мне говорил о многом. Его то почти не было слышно, то он звучал, как в есенинском: Рубцевать себя по нежной коже, Кровью чувств ласкать чужие души…
Конечно, я переживала: как там у него все складывается – ведь я не видела реакцию публики. И вот начинают звучать аплодисменты: сначала почти робко, потом, как нарастающий ком. Первый, кто вышел из зала, был Петр Васильевич Меркурьев. У него было такое потрясенное выражение лица и кроме как: - Это невероятно, как он сегодня играет! Сегодня – это лучший Есенин… И ничего толком он больше не смог мне сказать.
Сегодня наших было человек десять, и когда ко мне подошла Ольга Васильевна, с блестящими от слез глазами, а даже растерялась. Она тоже не смогла выразить свое состояние, кроме как: - Я потрясена… Так, значит, Юра выдает там шедевры, а я ничего этого не увидела. И что же он там сделал такого, чтобы была такая невероятная реакция людей, которые видели этот спектакль далеко не один уже раз?
Второе отделение было под стать первому. Как мне сказала Настя, сегодня в зале не прозвучало ни единого мобильного звонка. Надо же… И вдруг я слышу гром аплодисментов, который с каждой минутой все только увеличивался. Крики «браво!» и опять аплодисменты. И по интонации, звучащей в них я вдруг узнала что-то очень, до боли знакомое…то, что звучит обычно на концертах Олега. Да, да, именно так, ведь я не была в зале, я их только слышала… Когда я пишу об Олеге, то слышу вот точно такие же в диктофоне. Вот это я сегодня почувствовала впервые…Вообще, я давно для себя определила, что между этими артистами есть очень много точек соприкосновения…
Спектакль окончен, но ни один человек не вышел из зала. Ни один. И Юра опять читает. Читает – это я только так называю, на самом деле он рассказывает Есенина, а это совсем не одно и тоже… А аплодисменты продолжаются и артист вновь на сцене. И если бы не включили свет, то я не знаю, когда зрители отпустили бы Юру. Проходящие мимо меня люди – знакомые и нет, сказали мне столько добрых и восхищенных слов в адрес, как самого актера, так и нашего спектакля, что я, в который уже раз, снова очень пожалела, что не смогла его увидеть..
Да, я очень порадовалась сегодня за Юру, очень – зрители были в полном восторге от спектакля, который мне, к великому сожалению, не удалось посмотреть. Поэтому я решила хотя бы послушать объективное мнение профессионала: чем же его так поразил сегодняшний «Есенин»? Ну, а потом взгляд на свою работу и самого артиста. И вот мой первый вопрос адресован сейчас Народному артисту России – Петру Васильевичу Меркурьеву.
В: Петр Васильевич, поскольку мне сегодня не удалось побывать на спектакле, то хочется узнать именно Ваше мнение. Как Вам показался он?
П.В.: (несколько помолчав) Сегодня была одна совершенно фантастически знаменательная вещь, что наблюдается очень редко – вообще, на любом спектакле, не только на Решетникове даже, а вообще – это редко, редко наблюдается. Сегодня не возникло ни одного аплодисмента – нигде, и в зале стояла такая тишина, что было ощущение, что там просто никого нет. И это – один из самых дорогих моментов в жизни настоящего артиста. Артисты не любят аплодисменты во время… Пожалуйста, потом там… поклоны или когда они уже выходят из театра, их встречают – это да. Но самое главное, самое ценное для артиста – когда он заставляет публику, не так даже слушать, а думать… И вот сегодня было потрясающее событие: я считаю, что сегодняшний спектакль был событием. Со мной был один человек, который никогда не был на подобных вещах: он преподаватель немецкого языка. И он сказал абсолютно точное определение: - Как он замечательно рассказывает… Он сказал - не читает, а рассказывает. И дальше он продолжил – что значит учитель: - Было ощущение, что эти слова рождаются у самого артиста..
Что еще отличало сегодняшний спектакль, да и вообще отношение Решетникова к(подчеркнуто П.В.) стихам? Он не любуется рифмами, не любуется ритмами, а он ведет мысль и заставляет думать публику. В: А что такое в Вашем понимании – любуется ритмами? П.В.: Вот когда вы слушаете оперную арию или что-то другое и певец поет так, как будто что-то жует и ни одного слова непонятно, а мелодия слышна… Так? И когда вы слушаете Шаляпина или Обухову – то вы слышите каждое слово. Вы следите не только за музыкальной частью, но и за смыслом, за развитием драматургии. Это в симфонии нужно слушать только музыку, но если это сочинение со словами, то извольте исполнять так, чтобы они были слышны. Очень многие чтецы, хорошие даже чтецы – я не буду называть их фамилии – они читают, поют, они распевают… и ты уже перестаешь слышать – о чем стихотворение?
Вот «Персидский цикл» Есенина. Многие, читая его, распевают: «Шаганэ, ты моя Шаганэ…» (показывает это чтение образно). Решетников же сделал это, как такое воспоминание… намек на это. Он их произносит с трепетом и даже отрывисто, ломая рифмы, ломая ритм есенинский, а несет только… Там красивые слова у Есенина – они и без рифмы будут хорошо слушаться. И вот он преодолевает именно ритм и рифму стихов.
Есть замечательные и великолепные композиторы, например, Свиридов: он же тоже ломал есенинские рифмы и ритмы, и у него была своя мелодика. Как он заставил совершенно по-другому слышать Маяковского, когда написал «Патетическую ораторию»: до него считалось, что на стихи Маяковского невозможно написать музыку. Свиридов поломал вот эту лесенку, поломал и ритм и рифму и от этого Маяковский не стал хуже, а наоборот. Свиридов подчеркнул другие особенности его таланта: то же самое и с Есениным. Очень многие сегодня так читают Есенина, что ты начинаешь засыпать, потому, что теряется мысль есенинская, теряется понимание и слова становятся второстепенными, а ты слышишь только вот эту самую убаюкиваюшую рифму. (мне сразу вспомнилась та «умная» тетенька в Кц Чайковского, которая обвинила Юру в неправильности подачи материала – В.).
Вот сегодня это был рассказ-переживание словами Есенина, но артист их рождал – именно рождал, а не читал выученный текст И это стихотворение «Песнь о собаке» - это совершенно потрясающе, как он сегодня его рассказал… У меня перехватило дыхание на этом стихотворении. (точно такое со мной случилось тогда, в «Бродячей собаке» - В.) И точно так же на «Собаке Качалова». Актер сидел и перед ним сидел пес… Вот что я сегодня видел. Дай, Джим, на счастье лапу мне…
Это же был разговор с этим псом и я его видел. Там не было стихов Есенина, там были мысли поэта, необыкновенно щемящие. И потом, совершенно грандиозная находка с колоколом (Юра это придумал совсем недавно – В.), когда он хватается за висящий занавес и раскачивает его, словно язык колокола – и звучит сам колокол… Я вот сейчас анализирую и вижу: от спектаклю к спектаклю растет… спектакль не стареет, а наоборот – молодеет, он набирает силу. В: Не зреет, а молодеет? П.В.: Да, именно молодеет. Обычно, поставленный спектакль идет по накатанной и потом он начинает уже стареть и ветшать. У Решетникова каждый раз какие-то новые находки, какие-то новые краски и, например, уже тот факт, что, когда закончилось первое отделение и актер ушел за кулисы – еще секунд двадцать была полная тишина, хотя все поняли, что антракт. В: Люди приходили в себя? П.В. Я вообще считаю, что во время спектакля, самое ценное – чтобы никто не аплодировал, но принято аплодировать.( ну как тут не вспомнить все эти совершенно ненужные «спасибо» в то время, когда Олег еще даже не закончил петь… - В). А вот здесь люди должны были встать и пойти, говоря о чем-то другом, не говоря об этом, потому что, они не приходили в себя - они продолжали жить этими мыслями… даже не эмоциями, а мыслями, потому, что актер донес не стихи, а мысли стиха… Мысли этих произведений, написанных в форме стиха. Вот это самое дорогое, что было сегодня. И Юра показал себя очень разносторонним и вот то, что дороже всего стоит: он не боится, например, говорить, практически, шепотом. И это все слышно, а я сидел в самом конце зала. Потому что, он так доносит мысли… а другой будет говорить громко и ты ничего не поймешь, и будешь думать, что ты не слышишь, потому, что он говорит звуками, а Решетников мыслями. Удивительные паузы, которые он умеет делать… и что меня вообще потрясло – там, где написаны повествовательные предложения и все читают…«Шаганэ, ты моя, Шаганэ…»(П. В. показывает это зрительно – В.) и не только в этом стихотворении. Он делает везде это вопросительным предложением: он задает вопрос себе и каждому из нас. Вот почему, когда он ушел – никто не аплодировал? Все искали ответы на эти вопросы, а их за целый вечер накопилось много. Вот, собственно и все, что я могу сказать…
4 марта 2009 г. Центральный дом Журналистов
П.В.: (несколько помолчав) Сегодня была одна совершенно фантастически знаменательная вещь, что наблюдается очень редко – вообще, на любом спектакле, не только на Решетникове даже, а вообще – это редко, редко наблюдается.
