Главная | Регистрация | Вход Приветствую Вас Гость | RSS
Вопросы по сайту
По вопросам проблем захода и регистрации на сайте просьба писать на e-mail: asavchenkova@yandex.ru Анастасия
Форма входа
Поиск
Друзья сайта
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Яндекс.Метрика

top.dp.ru

Выход в эфир 19 марта 9.30

Поскольку эту передачу смогут посмотреть, в основном, жители Восточного округа, то те, кто не сможет ее увидеть и кому интересно творчество этого талантливого петербургского актера, могут прочитать об этой беседе на его официальном сайте.

3 марта 2009 г. Телевидение Восточного округа
Телеканал «Столица плюс»
Программа «Мой округ»


На телеканале «Столица плюс» Юрий Решетников далеко не гость: позади уже три передачи с его участием. И когда нам предложили съемки в программе «Мой округ», которую ведет Е. Шевалдыкина, мы, конечно же, согласились. Всегда интересно пообщаться с новым человеком, который имеет, к тому же и актерское образование.
С Еленой мы встретились за пятнадцать минут до начала программы и, если она, предварительно просмотрев официальный сайт Ю.Решетникова, в какой-то мере была подготовлена к встрече с ним, то мы заранее не знали, на какие вопросы Юре придется отвечать. Но поскольку для нас это уже четвертая программа, и потом - я знаю, что этому актеру всегда есть, что сказать зрителю…


Е: Здравствуйте. Вы смотрите программу «Мой округ». Думаю, не будет открытием выражение «Богат и прекрасен русский язык» - и все мы, русские, с этим охотно соглашаемся. А нести со сцены русское слово некоторые люди считают своей святой обязанностью. И эти некоторые люди являются талантливыми актерами: именно такой гость сегодня у нас в студии. Юрий Решетников – актер театра и кино. Здравствуйте, Юрий.

Ю: Здравствуйте.

Е: Когда я готовилась к передаче, то прочитав Вашу биографию, увидела там три института, в которых Вы учились. Вот как Вас поначалу занесло в технический вуз?

Ю: У меня родители работали в области энергетики и как бы, в продолжение семейных традиций, я попал в энергетический институт, параллельно закончив институт технического творчества и патентоведения. На самом деле, когда заканчиваешь школу, еще не очень знаешь, куда ты хочешь.

Е: То есть, актерская профессия сразу не была у Вас на первом месте?

Ю: Актером я хотел быть изначально. Но тогда мне казалось, что актер – это ого… небожитель, богема. Поэтому, хотелось, но было страшно. Когда закончил энергоинститут, то, все-таки, решил попробовать…

Е: А что такое техническое творчество?

Ю: Это очень интересная история, правда, сейчас такого института больше не существует. Это был институт от Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов – ВОИР. Так вот, техническое творчество – это методы поиска технических решений. Вот лампочка – как сделать так, чтобы она вдвое дольше горела? И методом мозгового штурма: ты сидишь и что-то придумываешь. Творчество, но техническое.

Е: А Вам в жизни пригодились эти институты?

Ю: Конечно. Во-первых – это очень хорошая школа жизни. Общежитие театральное – это очень разное и совсем не похоже на общежитие техническое. С другой стороны, я могу что-то сделать своими руками: вбить тот же гвоздь или соединить какие-то проводочки, поскольку понимаю принцип этой работы.

Е: На кого Вы учились в Ярославле?

Ю: Начнем с того, что в театральный вуз я поступил совершенно случайно: это отдельная история. Я ехал просто посмотреть – как это туда поступают? Конечно, было желание попасть на курс по специальности – актер драматического театра и кино, но в результате попал на курс - актер театра кукол.

Е: А в кукольном театре Вы успели поработать?

Ю: Нет. Я не кукольник. На мой взгляд, кукольник – это от Бога. Можно воспитать хорошего актера, но воспитать хорошего кукольника, если тебе изначально это не дано – нереально: это совершенно другое мышление. Мне очень нравится то, чему нас обучали: считается, актер театра и кино и актер театра кукол - это две разные школы. Мне кажется, что эти школы должны очень сильно пересекаться: если тебя обучают на драматического актера, то твой инструмент – это твое тело, твой голос. А у актера кукольного жанра инструмент – все вокруг и его тело, и это сильно расширяет границы, потому что, когда ты ведешь куклу – ты должен понять, как она слышит. Не как ты слышишь – ты это понимаешь, а вот понять, как смотрит, как двигается кукла… Кукла может летать, человек нет. Соответственно, надо понять это ощущение полета и увидеть взгляд летающего человека. И отсюда уже возникает другое мировоззрение.

Е: А после окончания театрального института Вы пошли в театр, переехали в Москву? Как в дальнейшем сложилась Ваша актерская судьба?

Ю: У меня всегда так хорошо совпадало. Я только закончил школу и у нас в стране началась перестройка: ну, бардак полный. Закончил институт – волна кооперации. Закончил театральный в 1998 году, когда начался дефолт: собственно, очередной бардак. В Москву приехал по коммерческим делам и снял комнату в Химках. И как-то проходя мимо их Муниципального театра, заглянул туда и в результате остался в нем на два года, отыграв все детские спектакли.

Е: И к тому времени Вы уже бросили бизнес?

Ю: Нет, все было параллельно. Зарплата в театре у меня была три тысячи рублей, и три пятьсот я отдавал за комнату, поэтому как-то приходилось выкручиваться. Через два года перебрался в Петербург, где еще один год отработал на детских спектаклях: меня всегда с удовольствием брали в детские театры, потому что я - сказочный персонаж. Такой вот лирический герой, Иванушка-дурачок..

Е: Я еще пока хочу отложить разговор о литературе. Ну, а для взрослых Вы все равно ведь играли?

Ю: Тогда нет.

Е: А я хотела задать Вам вопрос – чем отличается маленький зритель от большого?

Ю: О, на это я могу ответить. С маленьким сложнее: с детьми нельзя лгать, играть, обманывать – как угодно. Когда взрослый смотрит спектакль и ему не нравится, то он сидит и ждет, когда он закончится, чтобы тихо уйти. Дети – им нравится – они смотрят. Или не нравится – все. Поэтому с детьми гораздо сложнее работать: там нельзя врать. Если ты врешь, то дети чувствуют это моментально: они перестают смотреть, начинают шуметь и спектакль рушится.

Е: Ну они же еще и благодарные зрители: если вы выложитесь по полной программе, то отдача от них будет гораздо больше, чем от взрослого равнодушного человека, скупого на эмоции.

Ю: Ну, нет, я бы не сказал. Взрослый от ребенка отличается только социальной адаптацией и все. Если понравилось ребенку, то отдача идет шикарная. Если понравилось взрослому, отдача точно такая же. Ребенок не знает, что такое – нельзя и что такое – хорошо или плохо. Не знает, он этому учится. Ребенок, идя в театр, он этому учится: для него все главное. А у взрослого надо затронуть струны души и это разные посылы. С чем в театр идет ребенок и с чем идет взрослый? Но, тем не менее, в обоих случаях отдача очень интересная – если она происходит. Но с детьми, однозначно, сложнее, но и интересно.

Е: А у Вас были роли в кино или на телевидении?

Ю: Ролями это не назовешь, но опыт был.

Е: А если сравнить сценическую деятельность и киношную – что Вам ближе?

Ю: Ну, во всяком случае, то, что я побывал на съемочной площадке – для меня это не так интересно. Лично для меня. Кто-то говорит: «Нет, я только театральный актер», кто-то говорит, что он только киношный. Для меня на площадке быть не так интересно, потому что, кино, по любому – это, прежде всего режиссер, оператор и только потом актер, если тому дадут что-нибудь поиграть. Поскольку это все снимается, монтируется и поэтому из гениального актера можно сделать абсолютно бездарного и с точностью до наоборот. Это не актерская история – на мой взгляд. То, что я видел, участвовал – ты, все-таки, там немного механичный. В театре же идет общение глаза в глаза, особенно в камерном театре. Общение с публикой: зацепил и потянул… В камеру мне гораздо сложнее общаться: я понимаю, что за ней еще находится какое-то количество людей, я имею в виду, зрителей. Но я не вижу эти глаза, а без глаз мне очень тяжело работать.

Е: Ну, Вы, наверное, имеете большую возможность видеть глаза своих зрителей, потому что Вы регулярно играете, и как я понимаю, Ваш основной жанр – это моноспектакль. А что это такое?

Ю: (улыбается) Когда меня спрашивают об этом, то я обычно объясняю так: выхожу на сцену и полтора часа мучаю людей стихами. Моноспектакль…В конце концов, однажды, меня занесло на стезю литературного театра и вот тут начинаются вопросы, даже с профессионалами, потому, что есть чтецкие работы: встал и красиво продекламировал с «неким правдоподобием чувств». А моноспектакль – это, когда ты играешь. Ты один выходишь на площадку и не прикрыт ничем: ни сценическим костюмом, ни декорациями, ничем. Ты один на один со зрителем, которых надо полтора часа удержать в зале и чтобы он сидел и верил в то, что ты ему говоришь. Поэтому, моноспектакль – это игровая форма существования, когда на сцене играет один человек, но, чтобы у зрителя не возникало бы ощущения, что на площадке только он один. Чем мне нравится литературный театр – когда ты выходишь на площадку, то видишь глаза зрителя, ты его чувствуешь. Я никогда не знаю, какой у меня будет следующий спектакль? Мне нравится, что когда выходишь, ты можешь закрепится, нащупать: ага, вот так… а теперь я понимаю, я вот по этой нотке пройдусь, вот тут эту струнку зацеплю… А вот здесь мы можем посмеяться и давайте-ка я вас посмешу. А вот теперь вы у меня поплачете – и нажал на эту кнопочку…

Е: Это такой, своего рода манипулятор?

Ю: А театр – это и есть взаимопроникновенная манипуляция.

Е: А может быть, это зритель Вами манипулирует?

Ю: Так это и есть взаимопроникновение. Зритель тебе дает посыл: и происходит взаимообмен энергиями. Если ты можешь это взять и можешь отдать опять какую-то энергию – то это взаимообмен. Если его нет, хотя бы с одной стороны… Школа Станиславского в драматическом театре подразумевает четвертую стену. Гениальная вещь. Мы существуем и там никого нет, там стена. Вот литературный театр, моноспектакль, на мой взгляд – это, как раз-таки, отсутствие этой стены, это общение со зрителем. Если в обычном спектакле ты можешь закрыться от зрителей, и вот мы общаемся вдвоем, то в моноспектакле твой второй партнер – это зритель. И вот здесь взаимопроникновение должно быть обязательно.

Е: Вы сами пишите для себя сценарии, ведь это же не полная импровизация?

Ю: Я сценарии не пишу. Есть какие-то постановки, в которых все прописано, но это дело режиссера.

Е: То есть, у Вас есть режиссер?

Ю: Конечно, в каждом спектакле должен быть режиссер, должна быть обязательно какая-то канва. Импровизация на сцене, хорошая импровизация – это заранее заготовленная. У зрителя должно возникнуть ощущение – ух, как они это сейчас хорошо придумали! Ага, а мы два часа назад сидели и просто мучились, как бы так сделать, чтобы все увидели, что мы это сделали здесь и сейчас. Должно возникать ощущение импровизации, хотя там сильно все простроено. Поэтому, сценарии не пишутся, они прорабатываются. Это, как у Мейерхольда – «Импровизация в четко обозначенных рамках». Вот именно так.

Е: Но у меня почему-то создалось впечатление, что Вы сами для себя и режиссер и сценарист.

Ю: Нет, конечно, какие-то моменты сам себе режиссируешь, но необходим тот самый профессиональный зритель, который сидит и смотрит, как бы отслеживая твою работу. Моноспектакль создается за счет нескольких составляющих: актер, который все это должен сыграть, режиссер, который все это должен поставить. Должна быть какая-то музыкальная подборка, которая создаст ощущение еще одного персонажа. И вот это, как минимум. Так что нет, я не един.

Е: Вот это коллектив, он постоянен? И вообще, а как происходит подготовка к моноспектаклю? Вы, наверное, сами решаете, с каким классическим произведением будете сейчас работать и приглашаете к себе режиссера? Вот как это бывает?

Ю: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи…» На самом деле, это всегда происходит по-разному. У меня есть моноспектакль по стихам Есенина: ситуация там была очень простая и в тоже время очень интересная. Однажды, совершенно случайно, я встретился с одной женщиной, которая, увидев меня, сказала, что я очень похож на Есенина.
- Вот если бы Вы еще и стихи читать умели…
- А я, вообще-то умею.
И вот эта женщина познакомила меня с Катышевой Дженни Николаевной, которая очень долгое время занималась Есениным. И она со мной поставила моноспектакль «В своей стране я словно иностранец», который мы делали год, хотя уже был какой-то сценарий, который существовал уже лет тридцать и который мы видоизменяли. Вот это одна ситуация, когда была работа с режиссером. Другая, когда мой напарник, с которым я играю – Михаил Давыдович Пукшанский, предложил мне сделать очень интересные рассказы Чехова. И мы с ним вдвоем, без режиссера, сработали эти рассказы. С поэтическими программами сложнее: надо, чтобы зацепил сам материал.

Е:
Ну, что ж: мы так много говорим о поэзии и моноспектакле, что уже хочется услышать что-нибудь из Есенина.
(Юра читает «Собаке Качалова». Читает – нет, рассказывает так хорошо и душевно, как будто бы не замечая присутствие камеры)

Е: Спасибо. А насколько Вам, как актеру, как творческому человеку, интересна личность Есенина?

Ю: Честно сказать, до момента, пока не начал работать над есенинским моноспектаклем… но вот когда начал работать с материалом, заинтересовала очень сильно. На мой взгляд, России, в этом плане очень сильно повезло. Два солнечных Гения – это Пушкин и следом Есенин – вот именно так. Разная социальная среда, в которых они росли, но это тот случай, когда можно черпать все время – и не вычерпать.

Е: Ну, что ж, спасибо большое, что сегодня Вы были у нас в студии, но, к сожалению, наше время истекло, но к счастью, у нас через неделю будет еще одна программа и, дорогие телезрители, Юрий Решетников любезно согласился придти к нам еще раз. Поэтому, наш разговор не окончен, а просто переносится на неделю позже. Итак, до встречи.

Ю: Спасибо. До свидания.

(продолжение следует)


Анастасия Савченкова © 2024

Конструктор сайтов - uCoz

Обмен ссылками