Главная | Регистрация | Вход Приветствую Вас Гость | RSS
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Форум » Размышления » Театральные события » «КАКИМ ТЫ БЫЛ…»… и каким остался в памяти вахтанговцев (СЕРГЕЙ ЛУКЬЯНОВ)
«КАКИМ ТЫ БЫЛ…»… и каким остался в памяти вахтанговцев
Валентина_КочероваДата: Вторник, 21.05.2013, 00:19 | Сообщение # 1
Генерал-майор
Группа: Администраторы
Сообщений: 291
Репутация: 0
Статус: Offline
«Каким ты был…» …и каким остался в памяти вахтанговцев

Воспоминания о театре Вахтангова довоенной поры – это особая песня. Существовал целый кодекс неписаных законов, самым главным из которых был такой: выйти на вахтанговскую сцену мог только человек, окончивший школу при театре (которая впоследствии стала Институтом имени Щукина). Но вот как жизнь порой нарушает даже самые консервативные правила. В холодную голодную зиму 1942 года в далеком Омске во время эвакуации туда театра, нарушив все правила, в труппу был принят Сергей ЛУКЬЯНОВ.



Если спросить любого вахтанговца, что для него Омск времен войны, то он расплывется в блаженной улыбке и расскажет об этом времени как лучшем периоде своей творческой жизни.

Судите сами. В октябре 1941 года – в самый страшный момент Великой Отечественной войны – театр был эвакуирован в Омск. На сборы давалось два-три дня, и в этой суматохе, схватив свой нехитрый скарб, детей и ближайших родственников, мы погрузились в вагон, уверенные, что через пару месяцев немец отойдет от Москвы и мы снова вернемся на свой любимый Арбат. Жизнь опрокинула эти сладкие мечты!..


Несправедливо сосланный

Быт в Омске был не просто тяжелым, а невыносимым. Когда говорят о голоде, то кажется это литературным преувеличением. Так вот, смею заверить, что голод, холод и неустроенный быт – все это было нашей повседневной жизнью. И вот как все парадоксально.

Именно в этот период, когда главным образом хотелось есть, живя в очень сложных условиях без электричества, воды и элементарных человеческих удобств, театр, спаянный невероятной силой, работал не просто дружно, не просто интересно, а удивительно плодотворно.

И в это самое время среди вахтанговцев появляется вдруг огромный человек в какой-то немыслимой полумедвежьей дохе, странно-застенчивый и без всяких протекций просит принять его в труппу. В процессе разговора выясняется, что он бывший артист Харьковского театра, сосланный в Сибирь по какому-то ложному обвинению, оказался с семьей в Омске – без театра, без работы, без средств к существованию…

И вот Рубен Симонов, обладающий поразительным чутьем на все талантливое, нарушая те самые пресловутые правила, соглашается взять Лукьянова в труппу. При ближайшем знакомстве оказывается, что Лукьянов – разносторонне одаренный человек: прекрасный художник, очень музыкальный, очень «танцевальный», чудесный семьянин (потому что в ссылку за ним как «жена декабриста» пошла Надя – бывшая балерина Киевского театра с малюсенькой, только что родившейся дочкой Таней).

И вдруг сверх ожиданий этот, казалось бы, скромный начинающий артист (без вахтанговской школы!) занимает ведущее положение. В очень короткое время блестяще справляется с эпизодическими ролями и, сыграв в спектакле «Олеко Дундич» генерала Шкуро, заявляет о себе как о большом артисте.


«Это не режиссер!»

Он как-то сразу включается в «разнообразную» жизнь театра – участвует во всех общественных мероприятиях, коих тогда было предостаточно, выступает в шефских концертах, в госпиталях и прочее. А творческих и общественных мероприятий в театре тогда было предостаточно.
Так и вижу очень холодную зиму, абсолютно не топленный драматический театр и огромный репетиционный зал, окна которого замерзли с этой стороны. С утра в зале мы все, трясясь от холода, репетировали танцы из «Мадемуазель Нитуш», потом бежали вниз в подвальное помещение, где, простояв в огромной очереди, получая от не очень любезных подавальщиц полагающуюся миску перловой каши, называемую нашими остряками шрапнелью, и не наевшись ею, подымались уже наверх – гримироваться к очередному спектаклю. Ни о каком отдыхе не могло быть и речи. И, несмотря на это, после вечерних спектаклей (а они тогда были длинные, с двумя антрактами) все «дружно» возвращались в этот промерзший зал на очередное обсуждение. Сегодня такое даже представить невозможно. А в ту пору дискуссии проходили бурные, ведь в театре работали четыре прославленных, никак друг на друга не похожих режиссера – Захава, Симонов, Охлопков и Дикий.

Достаточно вспомнить обсуждение знаменитого спектакля в постановке Охлопкова «Сирано де Бержерак», в котором блистал дуэт Симонова и Мансуровой. Все было так важно и серьезно, что на это ночное обсуждение приехал из Москвы крупный театральный деятель Александр Солодовников. Все хвалили спектакль, который действительно был очень интересен, все шло очень гладко, как вдруг раздалась громогласная реплика Алексея Дикого:

– Это не режиссер, а какой-то взбесившийся Ландрин.

Трудно описать, что тут началось!

Бурное обсуждение длилось всю ночь. Все переругались. А на утро три наших прославленных героя, живших в одном обкомовском доме (Симонов, Дикий и Охлопков), дружно шествовали по мосту через замерзшую речку Омку – на знаменитый винный завод, с директором которого несколько дней тому назад внезапно подружились. И забыв обо всех своих «творческих разногласиях», волновались лишь о том, удастся ли получить у него обещанное вознаграждение за недавно увиденный им спектакль.

Вознаграждение было получено. И забота их заключалась только в том, как это вознаграждение донести: на Охлопкове была роскошная шуба, в карман которой можно было спрятать не одну драгоценную бутылку. Дикий тоже был экипирован в подходящую для этой цели немыслимую доху. А Рубен Николаевич, который, несмотря на войну, по-прежнему ходил в своих неизменных крахмалах, сумел все-таки спрятать драгоценный груз, кажется, за пазуху.

Ах, какие они были разные!

Огромный, величественный красавец Охлопков, всегда пахнущий одеколоном. Кряжистый, нарочито небритый Дикий. И в шляпе, несмотря на сорокаградусный мороз, всегда легкий, необычайно элегантный Рубен Николаевич. Каждый из них имел свою, не очень бросающуюся в глаза группу артистов. А вот недавно пришедший в труппу Лукьянов оказался востребованным каждым из них. Вот тебе и отсутствие школы...


Заявление об уходе

В сентябре 1943 года театр наконец вернулся из эвакуации в Москву. То, что наше здание на Арбате было разрушено первой же бомбежкой, мы знали еще в Омске. Осиротевший, без своего помещения, первую премьеру театр сыграл на сцене бывшего Второго МХАТа (ныне РАМТ), а потом до 1947 года обитал в нынешнем ТЮЗе. Там родились наши легендарные спектакли, где блистал Лукьянов. «Приезжайте в Звонковое» Корнейчука, «Кому подчиняется время» братьев Тур и Шейнина и даже один раз сыграл Флоридора в «Мадемуазель Нитуш» вместо сломавшего руку Осенева.

С этого момента начинается восхождение Лукьянова на Олимп: его начали приглашать в кино. Еще не было знаменитых «Кубанских казаков», но было много разных, прекрасно сыгранных эпизодических ролей. К этому времени относится знаменательное событие: Борис Захава возобновляет спектакль «Егор Булычов», где Лукьянов получает заглавную роль вместо умершего до войны великого Щукина.

Спектакль пользовался не просто грандиозным успехом, но и получил Сталинскую премию, что считалось тогда верхом признания.

Шли годы. Лукьянов занял настолько крепкое положение в театре, что даже поставил спектакль «Новые времена» советского драматурга Мдивани с тогда еще мало известной Борисовой.

Тут-то и началась настоящая эпопея с кино. Его рвали буквально на части – «Поединок», «Мальчик с окраины», «Кубанские казаки», «Незабываемый 1919 год», «Большая семья», «Дело Румянцева», «Двенадцатая ночь», «К Черному морю»…

Изменения произошли и в его личной жизни.

Оставив семью, он не только женился на знаменитой киноактрисе, но и попросил принять ее в вахтанговскую труппу. Однако Рубен Николаевич ответил на это отказом. И Лукьянов, обидевшись, подал заявление об уходе, уверенный, впрочем, что его не подпишут. Симонов же со своей стороны на этот форс-мажор посмотрел другими глазами – «я его принял в театр, я сделал из него большого артиста, с какой стати он теперь диктует мне условия?». Словом, Лукьянов был отпущен…


«Зачем ты так?»

Многие верят в приметы, предсказания, в наговоры, в сглаз... А Рубен Николаевич всегда верил еще в один неписаный закон вахтанговского театра. Закон заключался в следующем: всякий, кто добровольно, своими ногами уйдет из театра, успеха на стороне не получит. И вот как бы мистически это ни звучало, но в отношении Лукьянова пророчество сбылось. Обидевшись, что Клару Лучко не приняли в труппу, он перешел в Театр Маяковского, а затем во МХАТ и даже сыграл там несколько ролей. Но широкого успеха не обрел. И вдруг мы с грустью узнаем, что у Сережи инфаркт. Проболев некоторое время и разочаровавшись в своей новой мхатовской жизни, он вернулся на Арбат.

Я с горечью вспоминаю, как в один из солнечных дней в раздевалке открылась дверь и на пороге появился Сергей Лукьянов – уже совсем другой: бледный, похудевший и какой-то осунувшийся. Увидев его таким, я довольно бестактно воскликнула:

– Вот вам картина – возвращение блудного сына.

Все засмеялись, а Сережа Лукьянов с грустью сказал:

– Ну зачем же ты так...

Мне стало очень стыдно.

Вторичная жизнь Лукьянова в театре шла уже совсем по-другому. Он что-то играл, даже пытался ставить, но, по всей вероятности, сил у него уже было мало. Так или иначе это был уже тихий, почти что робкий совсем не Лукьянов. И вот так случилось, что на одном из бурных собраний (а их количество в Театре Вахтангова никак не уменьшалось) он, уже сидя в задних рядах, в момент острой полемики, схватился за сердце и медленно стал сползать с кресла.

Вот так трагически оборвалась жизнь очень большого артиста и очень неоднозначного человека – Сережи Лукьянова.


Г. Коновалова

http://www.teatral-online.ru/news/8703/
Прикрепления: 4629660.jpg (52.5 Kb)
 
Форум » Размышления » Театральные события » «КАКИМ ТЫ БЫЛ…»… и каким остался в памяти вахтанговцев (СЕРГЕЙ ЛУКЬЯНОВ)
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:

Анастасия Савченкова © 2024

Конструктор сайтов - uCoz

Обмен ссылками